Le journal intime de fille caméléon

Недавно в разговоре с мамой я вспомнила свое советское голоштанное детство. А надо сказать, что очень большую часть того времени, которое милостивое мироздание отвело на самые прекрасные года моей жизни, я проводила на дедушкиной даче. Дачу я очень любила и люблю до сих пор, хотя по семейным причинам не была там уже лет 15, и это моя незаживающая рана, но не о том речь.

С самого моего раннего, голотрусного и лифчикоотсутствующего детства на той самой даче я спала на кровати прабабушки Груши. (Прабабушка умерла, когда мне было года три, так что ни у кого жизненное пространство я не отбирала, есличо.) Так вот, эту кровать я ненавидела всегда, сколько себя помню. Прабабушкина кровать изначально была, как говорят, очень клевой в смысле матраца и прочего юзабилити для спины, и, справедливости ради, частично это ощущалось и мной. Проблема была в том, что мне она досталась уже изрядно потрепанной на ночных фронтах. Две пружины в ногах были безнадежно продавлены, что при лежачем положении создавало ощущение, что я скатываюсь куда-то в болото. Остальные же пружины говорили. О, как они разговаривали! Их стон и кудахтанье были так искренни и громки, что я слышала их во сне, а иногда я даже просыпалась от того, что одна из пружин, на которую только что прилегла другим боком, возмущалась особенно громко.

Всеми этими наблюдениями я поделилась с мамой. Ее ответ меня удивил.

- Что же ты нам не сказала? Что же ты молчала все это время?

Я? Молчала? Я говорила им это каждый год, каждое лето, и даже несколько раз за лето. Но меня или не слушали, отмахиваясь, как от надоедливой мухи, или говорили одно и тоже: "Как тебе может не нравиться такая замечательная кровать?".

Мама, однако, ничего этого не помнила. Она действительно не помнила, что я на это жаловалась, хотя я четко помню, что жаловалась непрерывно.

Но главный сюрприз меня ждал в другом.

- Ты знаешь, - сказала мама после недолгих раздумий, - очень вероятно, что нам тогда просто не было куда тебя положить. Мы свозили на дачу старую мебель, и то мест не хватало... Ну вот ты жаловалась, а куда тебя класть еще? Некуда.

Меня это поразило. То есть, вместо того, чтобы сказать ребенку честно: ну да, мы понимаем, что когда-то кровать была замечательная, но сейчас она, скорее всего, говно, но у нас кровати не лучше, да и заняты они все, так что придется терпеть, выхода нет, эти "умные взрослые" предпочли просто игнорировать жалобы ребенка. А некоторые еще и внушали чувство неполноценности: как ты можешь не любить такую замечательную кровать? Что ты, особенная, что ли? Или принцесса на горошине какая? Жри, что дают, и скажи спасибо.

Очень многое из моего советского детства я расхлебываю до сих пор. Вернее сказать, начинаю расхлебывать только сейчас, когда у меня уже выработался иммунитет и я могу взглянуть на ситуацию со стороны.

Но даже сейчас я предпочитаю не думать о той маленькой девочке, которую никто и никогда не поддерживал, и которую равнодушные взрослые оставили наедине с собственными проблемами и даже запретили жаловаться.

После концерта пятого числа я была спокойна. Спокойное такое умиротворение, удовлетворение даже. И мне казалось, что и следующий концерт я переживу так же спокойно, без этой страшной опустошенности, которая нахлынула на меня после октября.

Наивная. ( Read more... )

Майская Москва не похожа на зимнюю: солнце светит иначе, в природу возвращаются краски, и даже старые камни кирпичных домов не выглядят уныло-серыми, как осенью, они приобретают вид уютной домашней потасканности.

Итак, в Москве стоит яркий май со свежей зеленью, теплый, но не жаркий, солнечный, но не обжигающий, и я решила пройтись по центру: Новокузнецкая с ее узкими улочками, Лаврушинский переулок, мост невест с новыми железными деревьями (они теперь не стальные уроды, новые деревья сделали зелеными и курчавыми, а старые с замками перенесли на другой берег), поднырнуть под Большой Каменный мост и выйти на театр Эстрады, а дальше мимо храма Христа Спасителя, к Кропоткинской, и по Остоженке до "Парка культуры".

Я смотрела на яркую майскую зелень, фотографировала на мобильник, слушала "Un peu plus haut, un peu plus loin" в исполнении Изабель Буле, и постоянно ставила ее на рипит, и казалось мне, что сегодня эта песня скажет мне нечто важное.

И она сказала.

Я вышла к театру Эстрады, залитого золотым солнцем. Посмотрела на парапет, где почти 2 года назад сидел канадский волшебник после концерта и говорил на камеру о потрясающем артистическом опыте. Посмотрела на окна пролеток, где он спускался и поднимался. И подумала - скоро, совсем скоро я увижу его в Киеве, а осенью - снова увижу его здесь, на этом самом месте, в этом самом театре.

И подумалось мне: а ведь, в сущности, это странно. Странно, что певец из очень далекой страны - страны, находящемся на другом материке! - регулярно приезжает к нам, в Россию, и в соседние страны. Странно, что многие люди, находящиеся здесь, стремятся пересечь океан, чтобы услышать его - там, на другом материке. Это как ласточка из совсем другого мира - для обеих сторон. Почти фантастика. Так почему?

И меня пронзила мысль: а ведь в сущности, это история любви. Да-да, любви!

Я вспомнила себя: как я слушала его песни одна, в темноте, душными зимними ночами, когда мир, казалось, полностью отворачивался от меня. Как я останавливалась на мосту, задыхаясь, потому что меня пробивал этот непредсказуемый голос, как я плакала от счастья и просила того же самого. И мне не нужен был перевод - я и так знала, про что, например, "Un monde à l'envers" - я и без подстрочника слышала эту боль, отчаяние и нежелание отпускать. А я ведь тогда даже не знала, что существует его русский фан-клуб, а когда узнала, обнаружила, что я такая была не одна.

И мне, по правде, очень хочется рассказать ему, как я благодарна за эти эмоции и прекрасные моменты, только не знаю, как. И остается только одно - делиться любовью и благодарностью на концертах.

И песня эта - "Un peu plus haut, un peu plus loin" - вдруг зазвучала совсем иначе. Она ведь тоже - о любви и о невозможности быть с тем, кого любишь. Она о том, что к счастью можно лишь прикоснуться на мгновение, но это мгновение стоит всей вечности.

Encore un pas, un petit pas
Tu es trop loin! Je t'aime!
Adieu! Adieu! Je reviendrai.

Ещё один шаг, один маленький шаг
Ты слишком далеко! Я тебя люблю!
Прощай! Прощай! Я вернусь.

А еще она о том, что все возвращается к нам. И он возвращается - этот стареющий веселый дядька с чуть смущенной широкой улыбкой и волшебным Голосом. Возвращается за любовью. За теми эмоциями, которых у него никогда не было. За переживаниями. За единение с залом. За возможность подарить себя всего. Его нигде и никогда так не принимали, как у нас, ему нигде и никогда не дарили столько цветов, улыбок, слез, и бесконечной, тающей благодарности, которая ощущалась в воздухе, словно капли освежающего летнего дождя. И он тоже бы хотел рассказать об этом, только не знает, как. И остается только одно - говорить эти важные слова, сидя на краешке сцены, надеясь на то, что все остальное мы прочтем между строк.

Да. Это действительно история любви.

Я поставила в плеере "Diego", облокотилась на черные перила Патриаршего моста, и тут подул ветер. И снова мою грудную клетку пробил этот Голос - богатством, харизмой, какой-то внутренней мощью, и, как и всегда, Голос согрел меня (я каждый раз чувствую прилив тепла, когда слушаю Брюно). И мне не хотелось смотреть вниз, а только вверх, в яркое голубое небо, куда и устремляется всякий красивый голос - вверх, ввысь, к небу, к простору, к свободе.

"Diegooo, libre dans sa tête" - раздавалось у меня в ушах, и дул теплый сильный ветер. Я теперь знаю, на что похож его Голос - на ветер. Ветер бывает разный - пронизывающий в ноябре, порывистый и тяжелый на море, ароматный и сухой в горах. У нас в Москве он сильный, влажный и не ласковый - но он может унести тебя ввысь.

Я пошла дальше, и слезы мои высохли на этом теплом, сильном и свободном ветру.

Пошла я на днях в кассу выкупать билеты на канадского волшебника - для себя и для иногородних девочек. Оказывается, это очень приятно - держать в руках гарантированный пропуск в мир его Золотого голоса. Я была не очень здорова, но ощутила вдруг невероятный наплыв сил, и солнце светило так весело и по-весеннему, что я решила прогуляться.

И я пошла к театру Эстрады, где полгода назад этот канадский метр с кепкой перевернул мой мир и сделал меня счастливее. В плеере звучал "Diego" с того самого концерта. Надо сказать, что визуальный ряд "Diego" я представляю обычно с точки зрения камеры Мурз или Хельги - то есть, с бельэтажа. Вот маленькая фигурка стоит перед микрофонной стойкой, вот он уходит со сцены, ноги пружинят, руки напряжены, голова опущена - и вдруг он здесь, рядом, яркий, светится, дарит себя всем вокруг.

И я смотрела на серые бетонные стены Дома на набережной, на пролетку служебной лестницы, где он спускался и взбегал вверх, легко, словно подталкиваемый какой-то силой (и откуда у него столько энергии берется - после изматывающего концерта по лестницам бегать?), где он выходил, вспомнила, как брюнетки организовали коридор, как Брюно подписывал автографы... и меня что-то переключило.

Я вспомнила, как я сама видела это - глядя снизу вверх, из партера, повернув голову к балконам, где виднелась его широкая спина в черной жилетке, и пальцы мои сами прикрыли широко открытый рот. Потрясение было настолько сильным, что я толком не запомнила, как он пел тогда, я помню только шок и еще то, что его Голос спускался как бы волнами вниз, покрывая нас только что сотканной тканью музыки - или нет, не музыки, а просто благодарностью его огромной души.



И тогда меня уколола мысль - этого больше не будет. Да, он еще приедет к нам, еще удивит нас, еще устроит сюрпризы. Но то, что я пережила тем вечером - этого больше не повторить, никогда. И все, что я могу - помнить об этом и быть благодарной.

Поэтому - надо ловить каждое мгновение. Пока он еще приезжает к нам, пока еще делает нам приятные подарки. Пока он еще поет, принимая нашу любовь и отдавая себя всего каждой клеточкой своего тела. Пока он еще улыбается своей детской широкой улыбкой, щурит темные глаза с морщинками, вытирает мокрый лоб. Пока - мне страшно об этом говорить, но это правда - он еще на сцене.


P.S. Билеты можно купить на сайте концертного агентства. Поторопитесь, билеты на хорошие места быстро разбирают.

Восхищаюсь людьми, которые пытаются рекламировать туристические поездки в Гренландию. Это выглядит примерно так.

Приезжайте в Гренландию!

Гренландия необыкновенна красива, ее нетронутые человеком побережья обязательно поразят вас в самое сердце. Но лучше приезжайте к нам летом, а то зимой снега очень много, так вы ничего не рассмотрите.

Попробуйте национальную кухню. Правда, инуиты традиционно не признают термическую обработку продуктов, и вам, вполне вероятно, придется есть сырое моржовое мясо, но европейская кухня у них уже начинает приживаться, правда-правда, так что, если вам повезет, вы даже сможете поесть вареные спагетти. А пока - отведайте восхитительно вкусный национальный гренландский напиток из тюленьего молока с перцем. Не нравится? Тогда только для вас - особый деликатес: жир нарвала, вода, моржовый мозг и забродившая трава, которую извлекли из желудка северного оленя.

Наши городки очень маленькие, за день там можно посмотреть все, поэтому мы понимаем ваше желание осмотреть окрестности. Но помните - обязательно предупредите, что вы идете в горы, местную полицию, чтобы она знала, в какой район вызывать собак, если вы не вернетесь через 5 дней. Возьмите с собой проводника из местных, запаситесь солнечными очками, кремами от ультрафиолета (наше солнце способно выжечь вам глаза), и вообще закутайтесь с ног до головы, лучше в паранджу. Паранджа! Это же отличная одежда! С ней ваша кожа не облезет на солнце за первые полчаса.

На территории Гренландии работают банки. Их целых два. Правда, они работают только с понедельника по четверг и ровно 3 часа днем, но вы же туристы, куда вам спешить. В наших банках вы сможете обменять ваши дорожные чеки, хотя и по очень невыгодному курсу. Но есть и хорошая новость: практически везде принимается Мастеркард и Виза.

Также у нас есть достопримечательности. У нас есть целый один фонтан в Юлиансхобе, поэтому Юлиансхоб по праву считается самым красивым городом Гренландии.

С тех пор, как мы стали частью Дании, у нас очень развилась транспортная система. Это означает, что вы, прилетев в Нуук, сможете свободно передвигаться по южному побережью от городка к городку. Надеюсь, вы не подумали, что над нашими вечными снегами летают самолеты? Самый распространенный общественный транспорт - собачьи упряжки. Наши собаки способны отвезти вас куда угодно откуда угодно, но помните, что по закону их можно использовать только в Заполярье.

Кстати о Заполярье - у нас есть отличный город Упернавик. Добраться туда можно только на пароме, но оно того стоит - говорят, если вы никогда не были в Упернавике, то вы не познали, что такое истинный холод.

Но наша истинная гордость - Национальный парк Гренландии. Он расположен на самом северном конце острова, и добраться туда очень трудно, практически невозможно, а если даже и доберетесь, то вас все равно туда не пустят, потому что посторонним туда доступ запрещен. Вам остается только поверить на слово, что там бродят совершенно прекрасные белые медведи, овцебыки и полярные волки, а больше там нет ничего.

Приезжайте в Гренландию!

Вообще-то я обещала mishonet совсем другой пост, про звездное небо. Но в процессе написания получилось нечто совсем другое, что больше тянет на 3 разных поста. И начать я решила... с самого начала.

Про знакомство.

* * *
Мне о Брюно вообще говорить очень сложно. О таком, как он, либо не подбирается слов, либо слов становится очень много, либо они такие, что понятны только мне. Почему решила написать именно сейчас? МОЙ ЖУРНАЛ, ЧО ХОЧУ Потому что сегодня я, кажется, знаю, о чем рассказать.

Стоит осень 2004 года. Я слушаю "Нотр-Дам". Я уже знаю, кто такой Брюно Пельтье и уже явно выделяю его из состава всей труппы. Я смутно помню его образ из давно просмотренной видеоверсии - синий плащ, длинные волосы. Недавно по телевизору показали передачу, посвященную Нотру, в том числе рассказали о солистах*. Передачу я смотрела краем глаза, но запомнила, что Брюно не француз, а канадец, и что он там в Канаде прозван Золотым голосом, выпустил кучу дисков и вообще любим и уважаем.

Я слушаю Нотр, не очень внимательно и без особого фанатизма, но впервые я слушаю его весь целиком. И пытаюсь вообразить себе героев по голосам. Мне кажется, что Брюно - очень умный, очень талантливый, немного отстраненный и холодноватый. Впечатление усиливается от его игры, веет какой-то холодцой от его фирменных шершавых низких нот. Если вы спросите, какой для меня был Пельтье того периода, я скажу - как во вступлении к "Les cloches". Только сейчас я вижу, что Гренгуар почти плачет, когда поет, что Квазимодо страдает от любви (кстати, в записи английского Нотра ему это почти удалось - вокалом передать это рыдание "Quasimodo hides up above, Quasimodo is sick with love"), а тогда, без видеоряда, казалось, что он просто наблюдает и немного грустит.

Постепенно я заинтересовываюсь все больше и решаю послушать его сольное творчество. Где-то в Интернете скачиваю какой-то его альбом, и ставлю слушать.

Мама мия, как же он мне не понравился! Он мне не понравился до такой степени, что я после прослушивания тут же удалила его к чертям и решила - нет уж, остановимся на Нотре, видимо, не судьба.

Позже я пыталась вспомнить, что же это был за альбом. Он оставил впечатление стопроцентной "альбомности", занудства и мелодической попсы. Скорее всего, я напоролась на "Miserere", он мне и сейчас не нравится, за исключением пары песен. Но тогда разочарование было огромным - такой роскошный голос, и такое скучное сольное творчество.

Но на самом деле это все преамбула.

Итак, стоит осень 2004 года. Точнее, ноябрь. Я собираюсь поехать в Питер, и со мной вдруг связывается моя подруга из Челябинска - привет, говорит, я сейчас временно в Питере у сестры, меня сюда собрали спешно в полуприказном порядке, еле успела захватить с собой зубную щетку и пару трусов, ты не могла бы мне записать какой-нибудь музыки на диске, а то погибаю в тишине я? А какой тебе музыки, спрашиваю я. А все равно, говорит она, на твой вкус, что запишешь то и хорошо, но вот в Челябинске я очень любила слушать Брюно Пельтье.

Ну и я решила не мудрствовать и записать ей "Нотр-Дам". И что-то еще из ролевых менестрелей, кажется, Айрэ и Сарумана.

И вот я начинаю компоновать песни, чтобы записать на диск, и снова прослушиваю этот мюзикл.

И тут что-то произошло.

Я очень хорошо помню этот момент. Помню, что был день, а за окном было серо и дождливо. Помню, что я была одна дома. Помню, что у винампа стоял классический черный скин - я тыкала и тыкала в желтый ползунок плеера, отматывая песню назад, и не могла остановиться.

Потому что в тот день я расслышала "Луну".

Поразительно то, что я ее слышала, конечно, и раньше. И даже не один раз. Но именно в тот день что-то произошло, я услышала эту песню по-настоящему.

Сейчас, уже обладая кое-какими знаниями о вокале и более чувствительными ушами, я могу сказать, что у месье Пельтье при записи происходила, конечно, филигранная работа. Его голос плавно, но точно поднимался по ступеням, чтобы потом - неожиданно - на самом верху раскрыться шикарнейшим крещендо, сметающим, как поток. Это на самом деле очень сложно, и это часто не удается ему в живых выступлениях (в частности, в видеоверсии Нотра ему это тоже не удалось, он слишком рано сорвался).

Но это я сегодня могу сказать, а тогда у меня была только одна ассоциация - с ночным штормящим морем, каждый шквал которого обдает тебя все сильнее и сильнее, а потом, наконец, эта темная вода поглощает тебя с головой.

Вот тогда-то его Голос и поселился во мне. Проник в кровь, мускулы, слизистые поверхности, пещеристые тела, внутренние органы. Потому что одно дело - когда тебе певец нравится. И совсем другое - когда он, по твоему мнению, творит что-то настолько прекрасное, что находится за гранью слов.

Я ехала в Питер на скоростной "Авроре", а в плеере на рипите была она, "Луна". И снова и снова я погружалась в это теплое сияние голоса Брюно, голоса чуть шершавого, очень нежного, тонкого и страстного, и перед закрытыми веками снова и снова были темные, почти черные, морские волны.

Моя история любви к Голосу началась с "Луны". И до сих пор она - моя любимая у него песня. Да, я люблю "Время кафедральных соборов", пожалуй, даже очень. Песня не виновата в том, что ее заездили до дыр, она сама по себе шикарна. Но... "Кафедрали" с их едкой энергетикой и богатым звуком были и остаются для меня не более чем идеальной кантиленой, чуточку выделанной, чуточку неестественной, чуточку нарочито хитовой. А вот "Луна"... Если бы меня попросили сказать, какая песня для меня самая красивая из всех услышанных, я назову ее. Нет, я не преувеличиваю, я действительно так думаю - в конце концов, я и вправду люблю музыку Коччианте. Но красота - это только одна сторона монеты. В "Луне" и впрямь содержится что-то из параллельной вселенной. На Ютубе запись "Луны" из видеоверсии Нотра получила много комментов, но самый популярный был такой: "He starts to sing and I melt". Лучше и не скажешь.

Да. На очень долгое время магия голоса Брюно оставалось для меня заключенной именно в ней. В "Луне".

И только много позже я все же открыла для себя другого, кардинально другого Брюно. Благодаря "Дракуле".

Но это уже другая история.
-----------------
* Как я сейчас понимаю, это был Frequenstar.

Утром проснулась от острой боли в верхней восьмерке. Здесь очень бы хотелось написать "ничто не предвещало", но я уже давно знаю, что верхняя восьмерка у меня с давним пульпитом. Правда, беспокоила она меня редко, так, иногда побаливала. А утром прям разболелась, прям не могу. Пошла в стоматологию - благо она в соседнем доме. Пришел ортопед, посмотрел меня, почесал в затылке и сказал - мда, это проще удалить, чем вылечить. Да и зачем вам его лечить, он у вас не в ряд, еще вырастет - щеку царапать начнет, а там уже воспалительные процессы вовсю и нервы надо лечить, оно вам точно надо? Жевать вы прекрасно сможете и без него. И вообще он дурацкий, этот зуб мудрости, остатки эволюции от обезьян. Но я его, говорит, вырвать не могу, ибо восьмерка, а я ортопед.

Добрая тетя-администратор вызвонила их штатного хирурга, а хирург ответила жалобно: не могу подъехать, мне самой восьмерку сегодня рвут, я еще дня три на больничном. Тогда добрая тетя сказала - сходите в районную, там неплохой хирург. И тут же сама позвонила в регистратуру, спросила, что нужно, снабдила меня адресом и телефоном и вдобавок дала бесплатно бахилы - чтобы в клинике 20 рублей не платить.

Ну и пошла я, стопами шествуя, в районную стоматологическую клинику. Там меня снова осмотрели, промычали "мда, это точно надо рвать к чертовой матери", вкололи лошадиную дозу лидокаина и вырвали. Зуб был наполовину черный!

Теперь сижу, трясусь, нищасная и зеленая.

Вот так-то, мурмусики. Было у меня 30 выросших зубков, стало 29. Грусна:(

Надо позвонить тому, надо позвонить сему, надо написать третьему, чтобы описать четвертое, не забыть поработать над пятым и определиться уже с шестым...

Выдыхай, девочка. Примерно после того, как второй в очередной раз не ответит на звонок, а первый согласится с любым твоим сроком сдачи.

Выдыхай. Тебе полезно - логопед говорит, тебе для вибрирующего "ррр" не хватает только дыхания. Купи улитку с куриным мясом, еще теплую, вкусную. Разогрей бульон. Завари вкусный чай.

И девочка выдохнула. Позвонила второму, написала третьему, что второй снова не отвечает. Включила плеер, вставила наушники - и в уши полился голос Брюно, такого далекого и такого близкого канадского волшебника, голос свободный и мощный, раздвигающий пространство, оседающий где-то в лобных пазухах. Девочка слушала "Diego" с концерта 3 числа, и кожей чувствовала эту целительную энергию, которая была рождена в тепле, принятии, благодарности и эмоциональном комфорте. Тогда она откинула капюшон, подставила лицо под морозный ветер и сделала несколько глубоких вдохов - глубоко, животом. И эта энергия вошла в нее, и жар ее оставил, ее перестало трясти от лихорадки, а внутри медленно разворачивалось спокойствие. Девочка поехала домой. Слопала улитку с куриным мясом. Составила нужный документ первому - быстро, легко, отключив мозги.

Выдыхай, девочка. Нотр-Дам на носу.

Читаем с логопедом фразы и предложения. "Мэр назначил руководителя департамента", "рыбаки рыбачили, рак свистел" и так далее. Читаем дальше: "На горе Арарат растет крупный виноград".

Меня словно щелкнуло.

Мне то ли 9, то ли 10 лет. Лето. Дед вдруг расслышал, что я неправильно произношу "р" (непонятно, почему только тогда, если даже мне это было понятно лет с шести). И начались мои мучения. Бабка открывала рот и показывала, как тянуть "р". Я пыталась. Выходило как всегда - нечто похожее на "ж". Бабка недоумевала - почему ты не можешь, это же так легко. А дед заставлял произносить скороговорки на "р". Та самая гора Арарат была наверху его списка. Он раскатисто говорил: "на горрррре Араррррат ррррррастет крррррррупный виноград!". А у меня не получалось протянуть. У всех остальных получалось, а у меня нет. Дед заставлял читать еще - он не кричал и вообще крайне редко повышал голос, только продолжал упорно долбить, желая проявить педагогическое рвение. Я повторяла, но эффекта не было - "ррр" как не заводилась, так и не завелась. И так все лето. Как я себя чувствовала, думаю, описывать не надо.

Надо же как память избирательна. Каждый раз, когда я слышу про Арарат, мне неприятно, но сами мучения забылись, словно их и не было. И только у логопеда вспомнилось.

Чертова гора Арарат. До сих пор трясет, когда говорю о ее винограде.