Увидела между строк потрясающе красивую историю любви. Я знаю, что центральный персонаж "Записок" - несчастная и благородная императрица Садако, но не о ней одной повествует Сёнагон.
В десятый день каждого месяца - день поминовения усопшего канцлера Мититака, по приказу императрицы совершалась заупокойная служба с приношением в дар священных сутр и изображений Будды. Когда настала девятая луна, церемония эта была совершена в собственной канцелярии императрицы при большом стечении высшей знати и придворных сановников.
Сэйха́н прочел проповедь, исполненную такой скорби, что все были взволнованы до слез, даже молодые люди, которые обычно не способны глубоко почувствовать печаль нашей быстротечной жизни.
Когда служба кончилась, присутствовавшие на ней мужчины стали пить вино и декламировать китайские стихи.
То-но тюдзё, господин Таданобу, процитировал из китайской поэмы:
Луна и осень вернулись в назначенный срок,
Но он, куда он сокрылся?
Эти поэтические строки замечательно отвечают мгновению. Как только он отыскал их в своей памяти?
Я пробралась к государыне сквозь толпу придворных дам. Она как раз собиралась удалиться.
- Прекрасно! - воскликнула она, выслушав меня. - Можно подумать, что стихи эти нарочно сочинены к нынешнему дню.
- О да! Я хотела, чтоб вы скорей их услышали и потому покинула церемонию, не доглядев ее до конца... Я тоже думаю, что Таданобу нашел прекрасные слова!
- Ты, понятно, была восхищена больше всех, - заметила императрица, и вот почему она так сказала.
Однажды Таданобу прислал слугу нарочно, чтобы вызвать меня, но я не пошла.
Когда же мы с ним случайно встретились, он сказал мне:
- Почему вы не хотите, чтобы мы по-настоящему стали близкими друзьями? Это странно, ведь я знаю, что не противен вам. Уже много лет у нас с вами доброе знакомство. Неужели же теперь мы расстанемся, и так холодно? Скоро кончится мой срок службы при дворе, я уже не смогу видеть вас. Какие воспоминания оставите вы мне?
- О, разумеется, мне было бы нетрудно уступить вам, - ответила я. Но уж тогда я больше не посмею восхвалять вас. Право, это было бы жаль! А теперь, когда мы, придворные дамы, собираемся перед лицом императора, я пою вам хвалу так усердно, будто по служебной обязанности. Но разве я могла бы, если... Любите же меня, но только в глубине своей души. Иначе демон совести начнет мучить меня, и мне трудно будет по-прежнему превозносить вас до небес.
- Ну что вы! - возразил Таданобу. - Люди, связанные любовью, порою хвалят друг друга с большим жаром, чем если б они были просто знакомы. Тому немало примеров.
- Пусть себе, если им не совестно, - отвечала я. - А вот мне претит, когда кто-нибудь, мужчина или женщина, на все лады восхваляет того, с кем находится в любовной близости, и приходит в ярость, если услышит о них хоть единое слово порицания.
Почему же Сёнагон отказала Таданобу - знатному вельможе, талантливому писателю и поэту, да к конце концов красивому и умному мужчине, к которому явно сама испытывала симпатию? Нетрудно сказать.
Сёнагон и Таданобу были ровесниками, но, если Таданобу, тюдзё и управляющий двора императрицы, в тридцать пять лет был красивым мужчиной в полном расцвете сил и славы, то Сёнагон, никогда не блиставшая красотой, в свои тридцать пять имела посеревшее лицо и изрядно полысевшую голову. Ей не хотелось обременять сына Правого министра, и, по правде, долго не могла поверить, что сам То-но тюдзё заинтересовался ей. А уж кто-кто, а Сёнагон свято чтила иерархию и соответствие.
Была и другая причина - у нее заходилось сердце, когда тюдзё, во всем своем великолепном облачении, представал перед очами вдовствующей императрицы, или декламировал стих, или, как никто другой, умел увлечь беседой до утра - а такие ли чувства были бы у нее - не к возлюбленному, но к мужу?
Но Таданобу не был бы собой, если бы не понимал ее - и был готов ждать. В конце концов она сдалась, и они - совсем немного - были вместе. Наверное, он приходил к ней долгими зимними ночами, уходя, когда луна подергивалась предутренней дымкой, а она смотрела ему вслед и вспоминала стихи старых поэтов.
Но разве горная лилия может быть рядом с цветущей сакурой? С сакурой должна цвести слива, или померанец, или хризантема. А затем вышел срок его служения куродо, и он уехал в провинцию, получив высокий чин. Сёнагон очень тосковала по нему - не только потому, что Таданобу был хранителем ее сердца, но и потому, что вокруг попросту не было мужчин, которые могли бы с ним сравниться.
Да, у Сёнагон были и другие поклонники - но Наримицу, ее первый супруг, оказался раздолбаем недалекого ума, неспособным оценить ее тонкой и умной натуры, Нобуката, ген-но тюдзё, оказался навязчив... а То-но тюдзё, ее прекрасный принц, казалось, был совершенен во всем.
А затем он вернулся. Но в этот раз Сёнагон устояла. Так они и жили - радовались при встрече, читали друг другу стихи, играли в сугодоку, и оставались искренними друзьями.
Конечно, кто-то из современников воскликнет: "Сама дура! Могла бы с ним остаться и жить счастливо, они же любили друг друга!". Но вы забываете, господа современники, что для Сей-Сёнагон, незаурядной женщины большого таланта и большого ума, не было ничего важнее и выше, чем возможность
соблюсти идеальную красоту. Потому что ничто и никогда не ранило ее сильнее, чем нарушение эстетики. Потому что она поклонялась культу красоты, как божеству. Потому что... Потому что это и есть Высокий Хэйан: любить и не быть вместе, разговаривать, не видя лица собеседника, писать друг другу стихи - и быть столь же счастливыми или несчастными, как и все наши современные влюбленные пары.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
